На чаше весов. Следствие ведёт Рязанцева - Елена Касаткина
— А вот мы и посмотрим. По заслугам и приз будет. Давай докладывай, на кону кусок пиццы.
— Короче, лилипутов в городе, не работающих в цирке, всего пять, трое из них в доме инвалида. Кстати, это не лилипуты, а карлики, так мне объяснили врачи.
— А в чём разница? — удивилась Рязанцева.
— Лилипуты — это генетическая патология, а карлики рождаются нормальными людьми, результат их уродства — это перенесённые в детстве заболевания, которые останавливают развитие. Они даже внешне отличаются.
— Ясно, нам без разницы. Важно, где они были в день убийства, — поторопил Махоркин.
— На месте, персонал поручился. У них там строго. Да и не способны они на убийство. Самим постоянный уход нужен.
— А что с другими?
— Два других — лилипуты, и вполне себе неплохо устроились в жизни. Один довольно успешный, даже в фильмах снимается, но его сейчас в городе нет, отдыхает в Италии. Другой или другая — счастлива в замужестве. Кстати, муж у неё нормальный, и ребёнок здоровый, мальчик лет пяти, с мамой почти одного роста. В день убийства мать с ребёнком были дома.
— М-да, но всё-таки версию со следом надо раскручивать дальше, вот чувствую — это след преступника. Надо выяснить, у кого в городе тридцать четвёртый размер ноги.
— Елена Аркадьевна! В городе проживает почти пятнадцать миллионов человек, это же всё равно что искать иголку в стоге сена.
— Ничего. Методом исключения будет меньше. Ищите, до конца недели у вас уйма времени. В пятницу к концу дня жду результат. Найдёте раньше — с меня пицца.
— Ладно, — почесал затылок Котов, — а этот-то кусок кому?
— А вы не торопитесь, я ещё свои результаты не доложила. Так что, кто победитель — пока вопрос.
— Я так понимаю, мне ничего не светит, — сокрушённо посмотрел на коробку Махоркин. — Чувствую себя на вашем фоне бездельником.
— Зато вы бьёте прямо в цель. С кавалером Тамары Козявиной в самую точку попали. Вот кому чужие дети мешали. Из всех подозреваемых у него самый очевидный мотив. Тамара подтвердила, что Рашит Айгумов ненавидел детей, при виде их приходил в ярость, беспричинно наказывал и даже бил. Возможно, поэтому мать и старалась спрятать их у отца. Я пообщалась с соседями во дворе, говорят, мальчиков последнее время видели редко. Со слов Козявиной, в день убийства Айгумов был на работе. Эту информацию я ещё не проверила. Олег, займись этим завтра.
— Хорошо. А где он работает?
— В цирке.
— Лилипутом, — предположил Котов.
— Нет, наездником и, кажется, я его видела?
— Где? — удивился Махоркин.
— В цирке, в воскресенье.
— Так, может, его задержать и допросить, как следует? Дети ему чужие не нравились, видите ли, — распалялся Котов.
— Не будем торопиться. Что у нас против него есть? Показаний сожительницы недостаточно, — рассудил Махоркин. — Лучше вообще не светиться раньше времени. Олег, поговори завтра с директором, расспроси подробно обо всём, что за человек этот Рашит, где был в день убийства, кто может подтвердить его алиби. Только возьми с него слово, чтоб он джигиту этому ничего не говорил и постарайся сам на глаза ему не попасться.
— А чем тут у вас пахнет? — В кабинет, широко распахнув дверь, вошёл Волков. — Ух ты, пицца.
Он протянул длинную худую руку, сгрёб сиротливо оставленный без внимания кусок, почти целиком запихнул его в рот и, шамкая, процедил:
— Вкусно.
* * *
Лена отбивалась как могла, кричала, кусалась, брыкалась, но мощная рука одного из лилипутов заталкивала её в чёрный ящик, словно кусок теста в форму для выпечки. Просунутые в отверстия руки и ноги тряслись от страха. Устав сопротивляться, Лена беспомощно свесила голову, продолжая сорванным от крика голосом хрипеть по-французски: — «Киконг мед».
Огромная фреза приближалась с металлическим скрежетом. Собрав остаток сил, Лена попыталась крикнуть, но голоса не было, и она, как рыба без воды, шлёпая губами, стала хватать ртом воздух. Наконец, смирившись с судьбой, она зажмурилась и тотчас почувствовала, как нижняя половина тела отделилась от верхней, причём абсолютно безболезненно.
— Какие ощущения? — поинтересовался, вращая половинки её тела по кругу, один из лилипутов, в котором Лена узнала Мишку. В ответ зал взорвался аплодисментами, Миша сложился в поклоне и в таком положении двинулся в сторону кулис, а разрезанная на две части Лена, осталась лежать на потеху публике.
Повернув голову, она упёрлась взглядом в свои ноги и в этот момент услышала второго лилипута.
— А ведь у вас тридцать четвёртый размер ноги, Елена Аркадьевна!» — объявил во весь голос Махоркин.
В этот момент Лена с криком проснулась.
Глава четвёртая
Вторник — это, конечно, не понедельник, но всё же лучше начать его с чашечки кофе. Махоркин выскользнул из-под одеяла и сладко потянулся.
— Саш, я сейчас встану и приготовлю завтрак, — сонно пролепетала Алёна.
— Не надо. Я сам. Спи. Ты в отпуске.
— Мне неловко. Я ведь женщина. — Алёна приподнялась, обхватила Махоркина длинными тонкими руками и прижалась головой к его спине. — Завтрак — это моя обязанность.
— Вот уж не думал, что ты поклонница домостроя. Мне не нужен завтрак, я не привык к кашам с утра.
— Ты же вчера сказал, что вкусно.
— Это правда было вкусно, но очень сытно, а я привык до обеда только кофе.
— Раньше ты был один, а теперь у тебя есть я. Теперь есть кому завтраки готовить.
— А мне приятно думать, что когда я работаю, моя женщина ещё нежится в постели. — Махоркин высвободился из рук Алёны, на секунду прижался щекой к её ладошке, поцеловал и внимательно посмотрел на линию судьбы. — Интересно, где же тут я отмечен?
На тумбочке завибрировал телефон. «Соколовский» — высветил дисплей фамилию звонившего.
— Денис? — удивился Махоркин. — Что случилось?
— Саша, извини, тут такое дело…
— Я слушаю, Денис, говори.
— Даже не знаю, может зря я…
— Не зря, говори.
— Ну, в общем, у нас тут случай похожий на ваш. В лесу нашли пятилетнюю девочку. Задушенную. Я бы не стал вас беспокоить, но мать девочки тоже оказалась беременной, вот я и подумал.
— Правильно подумал. Молодец, Дениска. Сегодня выезжаю.
Махоркин отключился и набрал Рязанцеву. Телефон долго и безответно гудел, Махоркин уже хотел его выключить, как в трубке раздался приглушённый голос:
— Да, Александр Васильевич, я слушаю.
Махоркин оглянулся, прикрыл рукой телефон, наклонился к Алёне, поцеловал в щёку, затем вышел в коридор и закрыл за собой дверь.
— Лена, я еду в Тверь.
— В Тверь? — полушёпотом переспросила Рязанцева, и Махоркин догадался, что рядом с ней тоже кто-то ещё спит. — Зачем?
— Там произошло убийство, похожее на наше. В лесу нашли задушенную
